Виктор Суворов - Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]

Самое главное в спецпоезде товарища Берии — бронеплощадка. Так повелось, что бронеплощадку представляют открытой. Вот тут вы, золотые мои, и обмишурились. Бронеплощадка — это закрытый, полностью бронированный вооруженный вагон бронепоезда. На четырех осях. От бронепоезда один вагон броневой отцепили и впереди бериевского локомотива прицепили. Вооружение бронеплощадки — одна орудийная башня от танка Т-35 и две маленькие башенки. В орудийной башне — пушка калибра 76 мм и три пулемета, курсовой, кормовой и зенитный, да еще по одному пулемету в каждой пулеметной башне. Кроме того, три ручных пулемета: на вынос или для стрельбы через амбразуры. Экипаж бронеплощадки — 12 человек.

За бронеплощадкой — паровоз. За паровозом вагоны пассажирские: первый — для охраны, экипажа бронеплощадки и двух паровозных бригад, второй — для радиостанции, радистов, шифровальщиков и телеграфистов. Третий — для товарища Берии. Четвертый — ресторан и кухня, пятый — женский, для обслуживающего персонала. И в самом конце — платформа для двух легковых машин и пяти мотоциклов.

Комендант спецпоезда капитан государственной безопасности Мэлор Кабалава вызвал к себе начальника Курского вокзала и приказал найти место для поезда.

Много требований к такой стоянке: станция огромная, а должен стоять спецпоезд где-то в сторонке, чтобы внимания не привлекать. Лучше, если между двух составов, которые никуда не уйдут, которые спецпоезд собой прикрывать будут.

Начальник станции понятливым оказался, кивнул, место указал — в глухом тупике, на ржавых рельсах, бурьяном заросших, меж двух грязных ремонтных поездов, в которых какие-то лентяи-ремонтники спят непробудно, как московские пожарники в 1812 году.

Меж двух ремонтных поездов капитан государственной безопасности товарищ Кабалава свой спецпоезд и загнал.

Поезда ремонтные — грязные, обшарпанные. Это для маскировки хорошо. Собой они, чумазые, сверкание бериевского спецпоезда заслоняют. Ремпоезда — почти вымершие, ремонтники — не то чтобы сонные, а все больше пьяные. Пьяные, но тихие. Не буянят, не орут. Им и дела никакого до спецпоезда товарища Берии нет. Ремонтники мозгами своими, мазутом забрызганными, даже и сообразить не способны, какой важности поезд меж их поездов поставлен.

Еще одно преимущество у той стоянки капитан государственной безопасности товарищ Кабалава отметил, но никому не сказал. Преимущество вот в чем. Стоять бериевскому спецпоезду на той стоянке — неизвестно сколько времени. Может, месяц, может, два. В пятом вагоне — женщины обслуживающие томятся. Только знает товарищ Кабалава: над всем поездом он начальник, но к пятому вагону ему близко подходить не рекомендуется. И другим тоже. Товарищ Берия не любит, когда к пятому вагону приближаются. Сердится.

Потому кавказский человек товарищ Кабалава сразу стоянку оценил: кругом составы пустые, вагоны пассажирские да товарные. Никого почти вокруг… И забор. И дырка в заборе. Можно иногда проверять бдительность несения службы охранниками, да и отлучиться… На часок. Прямо за забором какие-то переулки-закоулки. И оттуда, из закоулков, через дырку девки в ремонтные поезда в гости наведываются. Девки — на любой вкус: большие и маленькие, толстые и тонкие, блондинки, брюнетки, шатенки. И все они, кавказского человека Кабалаву завидев, как-то по-особому улыбались и вроде таяли. Ходят девки к сонным-пьяным ремонтникам, а чувствует Кабалава: помани любую пальчиком… Разве у ремонтников есть такие усы, как у Кабалавы? Перед зеркалом в командирском купе Кабалава усы щеточкой чешет…

Соперники ли ему какие-то смазчики-сцепщики из ржавого поезда «Главспецремстрой-39», который справа стоит, и из облупленного поезда «Главспецремстрой-12», который слева?

ГЛАВА 7

Начальник бериевского спецпоезда капитан государственной безопасности Мэлор Кабалава чуть приоткрыл правый глаз, застонал и снова его закрыл.

Первое и единственное желание — умереть.

Болит все: голова, руки, ноги; горит распухший язык и вываливается из сухого кислого рта; во рту… лучше не думать о том, что во рту… Изнутри разрывают его бренное естество тысячи топоров. Выворачивает. Если бы какой врач смог представить, что внутри Кабалавы творится, то, не задумываясь, поставил бы диагноз: острое воспаление нутра. А в голове вагонетки стахановские грохочут.

Он попробовал приподнять голову, но прилив тошноты приступил с такой силой и яростью, что сердце на мгновение остановилось, и его вновь бросило в крутящуюся, искрящуюся серость.

Несколько мгновений он лежал, глядя в потолок, а потом вспомнил…

Вспомнил, что вышел вечером из бериевского спецпоезда. Внешние посты проверить. Пройтись. Посты проверил. Проверил подходы к спецпоезду — кругом пустых поездов целые косяки. Потом мелькнула она… Именно та, о которой мечтал, — невысокая огненно-рыжая толстушка… Потом она ослепительно улыбнулась… Потом поддалась на уговоры и согласилась подняться в пустой пассажирский вагон. Просто так, поговорить чтобы.

А до этого они вдвоем пролезли через дырку в заборе, забрели в магазинчик… Кабалава купил бутылку кагора… Вернулись на станцию.

Поднялись в вагон… Кабалава разлил… Она пила… Он это точно помнит. И он выпил… совсем немного выпил, и вагон перевернуло вверх колесами…

Потом что-то грохотало и скрежетало, потом он валился вниз, а поезд летел под откос, мотая на себя рельсы, потом Мэлор Кабалава летел в пропасть… или нет — сначала летел в пропасть, а потом поезд кувыркался, несся в небо, бился крышей об луну, сбил ее с небес, и она раскололась-рассыпалась в сверкающие куски… Потом был провал… Нет, сначала был провал, потом кто-то стоял над ним и жутко хохотал, потом за ним гонялись дьяволы, потом что-то мелькало, за этим — свет померк…

— Где я?

— Пан в хорошем месте.

Приоткрыл Кабалава один глаз. Чудовищная боль проколола голову. Лучше закрыть.

— Где я?

Решил глаза пока не открывать, а смотреть сквозь ресницы. Из оранжевой мути приплыло лицо и снова уплыло. Почему-то Кабалава решил, что перед ним польский полковник. Почему польский, он не знал. Просто решил, и все тут. Наверное, усы — точно такие, как у Пилсудского на карикатурах.

— Ты кто?

— Пану не надо горячиться.

— Это ты мне вчера стерву подставил?

— Пусть пан не ругается.

— Это ты меня вчера травил? Я тебя, сука, сейчас пристрелю!

— Пану не надо беспокоиться. У пана нет пистолета.

Хлопнул себя Кабалава по боку — пустая кобура. Рванулся встать. Упал.

— Я же говорю: пусть пан успокоится. И пусть пан не спешит уходить. У пана нет в кармане партбилета и удостоверения НКВД.

— Где они?!

— Партбилет пан пропил. А удостоверение НКВД продал польской разведке.

— Гр-р-р-р, — рычит Кабалава.

— У пана выбор. Пан Кабалава может доложить пану Берии, что пьянствовал всю ночь с курвами и рассказывал секреты пана Берии…

— Ничего не рассказывал!

— Рассказывал. Только забыл. Рассказывал, сколько у пана Берии в пятом вагоне девок, как их зовут и как пан Берия с ними Ленина изучает… Любимая работа — «Материализм и эмпириокритицизм».

— У-у-у-у, — воет Кабалава.

— Еще пан Кабалава может обратиться в милицию и рассказать, что он тут вчера про пана Сталина рассказывал…

— У-у-у-у…

— А теперь иди, пан Кабалава. Если хочет пан живым остаться, пусть приходит завтра, я пану фотографии подарю, на память… Интересно пан время проводил… Пусть приходит пан завтра, может, общий язык найдем, может быть, панский партбилет отыщется.

— Пистолет отдай. Как я без пистолета вернусь?

— Пусть пан пистолет забирает. Только он без патронов. И не панский это пистолет. Это пистолет убитого в Грузии милиционера.

— Чужой, с убитого, не возьму.

— Тогда пусть пан ходит с пустой кобурой. Пока подчиненные паны внимания не обратят. Пусть пан Кабалава выбирает. Может пан без пистолета ходить или, пока, — с чужим. Как пану нравится. Если хорошо пан вести себя будет, мы посмотрим, — может, под вагонами панский пистолет найдем… Может, в каком мусорном ящике панское удостоверение НКВД разыщется.

— Не могу идти. Мой заместитель доложит, что меня целую ночь не было.

— Не доложит. Иди.

День и ночь в работе Лаврентий Павлович Берия. Рядом с кабинетом оборудовали ему комнату отдыха: ковров настелили, тахту поставили, сосновые щиты на окнах бархатом занавесили. Он туда на несколько минут — отвлечься от дел. И снова за дела.

— Але. Товарища Сталина. Товарищ Сталин, мы планировали моим заместителем назначить товарища Аказиса.

— Да, мы так с тобой, Лаврентий, и договорились.

— Товарищ Сталин, его нельзя назначать моим заместителем.